Журнал писателя. День 10

Придержать пол-истории до завтра — вчера мне этот ход казался весьма практичным. Сегодня — уже не очень.

Вчерашний отчёт начинался с утверждения, что историю про угрозу ножом я взял из личного опыта. Хотел тогда сразу рассказать, но, пока переписывал из блокнота текст, понял, что уже устал, да и вообще для короткого отчёта уже хватало текста. Отложил вторую часть истории на потом.

Для контент-менеджера это, наверно, удачное обстоятельство: интересный материал уже подготовил, интригу создал, дату публикации определил.

Но подвох оказался в том, что в течение сегодняшнего дня я носил эту историю невысказанной, представляя, как вечером поделюсь ей в отчёте. Об этом же думал, когда садился за 45-минутный писательский сет. Отчёт неожиданно стал важнее художественного текста. Не годится.

Потребовалось минут десять, чтобы выкинуть предстоящий отчёт из головы. Наконец, мысль завелась и полетела вперёд, подальше от сцены, которую я вчера описывал.

И вот теперь пробил час избавления от невысказанности.

***
Однажды в конце 2012 года я поехал в Санкт-Петербург на конференцию по сомнительному бизнесу. Я жил в Москве, и Питер для меня был городом, к которому я никогда не испытывал романтических чувств, но который меня всё равно чем-то манил.

На конференцию собирались люди из разных городов, собирались централизованно, группу из Москвы вёз заказной автобус. И, так как там много было ребят, которые друг друга знали, поездка была похожа на балаган: кто-то взял гитару — и вся дорога в песнях, анекдотах и смехе.

Я долго отстранялся от автобусного кутежа — на серьёзное же мероприятие едем! — но когда заиграли знакомые песни, не выдержал: надо петь самому, потому что у других всё сыпется мимо нот.

Я не певец, но в ноты попадаю. Может, потому что в детстве несколько лет занимался вокалом, может, благодаря наследственности от родителей, которые тоже мимо нот не бьют. И случилось так. что в той поездке в Питер такое сочетание опыта и генов сделало меня лучшим автобусным певцом.

Кино, Мельница, Ария, Наутилус-Помпилиус — песен у них много, пели долго. Аплодировали не раз, и кто-то даже подарил мне мандарины, расчувствовавшись трогательным исполнением.

Жетонов тщеславия я тогда набрал с запасом. И в Питере обменял их на очень необычный опыт.

***
Мы поселились в гостинице. Я остановился в трёхместном номере с двумя людьми, с которыми познакомился в автобусе: юношей лет девятнадцати и мужчиной лет сорока пяти.

Оставив вещи в номере, поехал в гости и допоздна не возвращался.

Приехал уже ближе к ночи, в номере соседи тихо общались и выпивали. Время позднее, в автобусе не спал, ещё и по холоду ездил в гости в далёкое село Порошкино, что севернее Санкт-Петербурга, — пора ложиться.

Пока готовился ко сну, общался с ребятами. Я их видел только мельком, а они меня запомнили как автобусного вокалиста. Разговорились с тем, что постарше.

Он с ностальгией вспоминал времена, когда сам играл в группе. Говорил, хорошо получалось, собирали небольшие концерты. На мой вопрос «А почему сейчас не играешь?» с тоской выдал что-то вроде «Не знаю, и возраст не тот, и кураж ушёл — всё бессмысленно». И было в этих словах столько боли, что я не нашёл подходящего комментария. Ляпнул, наверно, что-то вроде «Да ладно, никогда не поздно» — уже не помню.

Юноша подозрительно держался в стороне, про себя ничего не рассказывал: то ли другому соседу уже всё рассказал, то ли задумал что. Но и мне было всё равно: мы тут остановились на одну ночь, и я был уверен, что после конференции пути никогда не сойдутся. Какой смысл тогда заполнять тишину разговорами? Лучше поспать. И я так и сделал. Они спросили, не помешает ли мне свет, так как ещё хотели посидеть, я ответил, что не помешает, и залез в кровать под одеяло. Быстро уснул.

— Серёга! Серёга, спишь? — издалека раздался полушёпот.

«Что за хрень? Я так хорошо спал!»
Спросонья:
— Да. Что случилось?

Я обернулся на голос. Мужчина, тот, что постарше. Сидит на стуле у дальнего края моей кровати.
— Есть минутка?

Я оглядел комнату. Второй сосед спит.

— Ты серьёзно? Давай спать. До утра никак?

Моё предложение проигнорировал:
— Вот ты так поёшь, бл! Всю душу, бл! Нахер тебе всё это?

«А, это пьяные разговоры. Боже, ладно, надо поддержать, чтоб отстал»
Я приподнялся и опёрся на спинку кровати.

— Что «это»?

— Ну, вот это. Все эти сраные бизнесы. Ладно эти все, но ты-то… так пел, прям за живое! Я-то знаю, что это такое, я и сам раньше…

«Комплименты. Приятно, хоть и от пьяного мужика».

— Так песнями сыт не будешь, — и смеюсь.

А ему что-то не смешно.

— Сука! Я тебя сейчас зарежу! — вдруг зашипел он, схватил строительный нож, выдвинул лезвие и метнулся прямо ко мне.

Вот здесь мозг что-то в памяти моей смонтировал: я не помню, что именно сказал в ужасе, помню, что сердце в пятки ушло и вжался в стенку, и мгновенно, как по щелчку тумблера, загорелось что-то в груди.

Сказал, наверно, «Эй, ты что?»
Почему я не заорал? Не знаю. Только сейчас задался этим вопросом. Некогда было, наверно, так как сразу стал на словах разруливать ситуацию, как мог.

Каким-то образом включилось понимание, что то, что я услышал в области сердца, надо активнее слушать, и этот загоревшийся огонь перекачивать человеку, который держит недалеко от моего горла блестящее лезвие строительного ножа.

Опустилось странное ощущение: вроде бы, и сердце колотится,  как сумасшедшее, и в то же время наступило удивительное спокойствие. Всё оказалось в моих силах, как будто я уже знал, что делать.

— У тебя талант, редкий. А ты его, бл, тратишь на это говно. Сука, тебя за это надо убить.

И вот эта фраза, может, в немного другом виде, вобрала всё, что человек думал о себе самом. Я будто увидел всю его жизнь, расколотую так, что он уже и не пытается её собрать.

Стали говорить. Уже без шутеек —небрежность в общении осыпалась, как шелуха. Лезвие ещё рядом, но хватка ослабла.

Я перестал уделять ножу слишком много внимания. Не выпускал из виду, но и не терялся от вида острия.

Осознавал сиявшее тепло из моей груди,  которым старался заполнить всю комнату, и трагедию накинувшегося на меня человека. Я пытался отдать ту энергию, которой так ему не хватало. На моих глазах он преображался, получая то, что искал много лет. Я ощущал, как у него что-то загорается в энергетике — так выглядело возвращение во вменяемое состояние.

***
Говорили долго. И ещё дольше мужчина передо мной извинялся, пытаясь сдержать слёзы. Потом он оделся и ушёл в ночь, а я в чутком сне задремал, готовый проснуться от любого шороха. Второй сосед ни на минуту не переставал похрапывать.

Потом я мельком видел того мужчину на конференции. Он через кого-то ещё раз передал раскаяние. В автобусе назад он с нами не поехал.

Об авторе

Сергей Кубера

Просмотреть все сообщения